Темный бард
Глава два
читать дальшеГлава вторая.
- Мама, откуда берутся маленькие драконы?
- Видишь ли, сынок...
- Только не рассказывай мне про аиста, аист его просто не поднимет.
Из детских вопросов Кантаре
-Кантаре! Негодный мальчишка, вылезай с сеновала, небось, опять очередную девицу в деревне попортил?!
Из душистого сена выглянула всклокоченная голова парня. Тот, кого женщина звала Кантаре, был высоким парнем двадцати шести лет, а точнее уже двадцати семи лет - в эту ночь у него было день рождения.
-Вылезай, поганец, я тебя щас славно веником-то пообхаживаю…
-Мам, ты думаешь, я слезу, зная, что меня ждет?- спросил, смеясь, полукровка.
- Слезешь, а не слезешь, я парням расскажу, где искать того, из-за кого у них вся малышня в деревни с очень интересными ушами…так что - вылазь!
И через несколько минут две заспанные полненькие крестьяночки со смехом смотрели, как высокая толстая женщина с криками и веником гонялась за полуголым парнем.
Марья помнила, как ее крошка не спал по ночам, как уже постарше бегал во дворе в одной рубашке и доказывал соседским парням, что не девочка. Помнила и то, как однажды застукала пятилетнего малыша за сараем, целовавшегося с девчонкой…Ой, какой скандал закатила вечно спокойная знахарка…да все без толку - как был бабник, так и остался. Да девки не жалуются, что дети ушасто-клыкастые растут, а парни только зубами скрипят - уже знают, что не девочка. Немало ее сын им зубов повыбивал.
А когда гости приходили и спрашивали про Кантаре, она, смеясь, рассказывала:
-Да он и в детстве все мне под юбку забраться норовил, правда, не за тем, но сам факт!
И всегда молчала она, когда спрашивали ее про настоящих родителей приемыша. Помолчит-помолчит да скажет:
- Мой это сыночка и точка.
Сегодня все было не так, как раньше - не было шумных, хохочущих девушек, их мрачных парней, не было друзей и знакомых - сегодня за столиком в избушке сидела только Марья и ее сын.
В маленькой тесной комнате места хватало только на стол, пару стульев и огромную печь - белую и горячую. В доме у знахарки всегда горел огонь в печи, и парень уже привык снимать рубашку, перед тем как сесть за стол. Кантаре всегда удивлялся, как Марья еще не поджарилась, сидя за столом в своих юбках, сарафанах, платках…Когда он спрашивал ее, она только тихонько улыбалась.
И сейчас он сидел и, положив голову на руки, сквозь золотистое марево волос наблюдая за суетящеюся травницей. Она бегала по комнатке, то доставая из печи блины, то разливая по глиняным чашкам травяной чай, то доставая расшитое полотенце и всучивая его сыну, то просто сидя и смотря на него сквозь полузакрытые веки…то снова вскакивая и подливая в почти полную чашку сладковато-горького чая…он улыбался и, смеясь, говорил, что Марья похожа на большую толстую курицу…он не говорит, но она знает, что ему очень хочется сказать «… и это мне нравиться!»…Наверное, это похоже на настоящее счастье!
-Мам, а что там, за лесом?
Знахарка удивленно вскидывает брови. Да, он давно, с детства, не задавал этот вопрос…
-Мир.
Обычно на этом их разговоры заканчивались - мальчишка улыбался, широко, показывая слегка удлиненные клыки, смеялся и совершенно бесподобно хлопал огромными серебристыми ушами, совсем как старый Виатор. Но сегодня все было не так.
Кантаре поднял свои глаза на мать. Она всегда замирала, когда видела их холодное золото, не чем не напоминавшее теплый свет солнца. И она не смогла ничего ответить на его молчаливый вопрос. Она отвернулась.
Когда он ушел, забрав лишь ситару из рогов горного тура и мешок с вещами, старая Марья послала за ним своего фамильяра. И хоть Виатор тоже был уже не молод, возможно, сыну Паутины и Пламени он будет нужнее, чем старой знахарке.
И вот снова тихий и одинокий вечер, кружка горячего чая и свист веток за окном…Холодный летний вечер, сгорающий на горизонте, и шепот ветра, напевающий древние легенды…И слезы, подступающие к горлу…и внезапный скрип старой двери.
-Бабушка Марья, ты не занята?
Из-за двери выглянули две смешные мордашки - хрупкая девочка и рыжий мальчик, лет по пять-шесть. Парень, светлокожий, веснушчатый, ярко-рыжий, с ярко-желтыми глазами. Именно эти глаза выделяли его из толпы, превращали невзрачного мальчика в потомка дракона. А девчонку можно было бы назвать дроу - чернокожая, сереброволосая, с алыми зрачками огромных глаз, и если бы не небольшие белые когти, никто бы не заподозрил толику драконьей крови. Никто никогда бы не узнал в них брата и сестру, если бы не их уши - большие, подвижные, как у всех детей Кантаре.
-Можно мы посидим у тебя?
И такие же глаза, как у ее сына…
-Оставайтесь, бездельники…Что опять от работы отлыниваете?
И она идет к шкафу, чтобы достать две глиняные чашки. И, налив горячего травяного чая, она улыбнется, подумав: «Похоже, сегодня я не буду одна».
И, вторя ее мыслям, затих ветер за окном, и в последний раз блеснуло золотом заходящее солнце.
Площадь Трех Фонтанов
Карманник Пати
Сегодня у Пати выдался плохой день. Его едва не схватила стража, денег не было, еды тоже. А украсть ничего так и не получилось.
Пати не был вором по призванию, ему никогда не нравилось обворовывать людей, но в этом городе, если рядом никого нет, выжить невозможно. Так что, когда шестилетнего Пати бросила мать, сбежав с заезжим циркачом, у мальчика было только три дороги: в овраг, на паперть или в карманники, а это вобщем-то не выбор.
Так что стал зеленоглазый мальчишка вором. Он всегда был заметен в толпе - ярко-рыжие волосы, зеленые глаза, белая, покрытая золотистыми веснушками кожа…Его запоминающаяся внешность вынуждала молодого вора быть вдвойне осторожным.
И вот сегодня, когда малыш уже смирился с тем, что останется сегодня голодным, на площадь вышел путник. Весело смеясь, дроу-полукровка шел по направлению трактира старины Иписа. Если странник успеет дойти до него, то Пати останется голодным - трактир «За решеткой» был запретным местом для воров и прочих жителей Нижнего города. Значит, надо успеть до.
Быстро обходя торопящийся торговый люд, карманник приблизился к цели. Быстрый шаг вперед и вот приятно звякнувший мешочек оказывается в руке Пати. Теперь надо быстро исчезнуть, пока парень не обнаружил пропажу и не крикнул стражу. Рыжий уже видел горячий кусок мяса со свежим хлебом и чаем, как вдруг почувствовал что что-то не так.
Неожиданно сильный захват дроу сковал руку Пати.
- Ну и что мы имеем? Малолетнего вора-карманника, пойманного с поличным. Интересно, что мне делать? Сдать тебя страже?
Пати смотрел в холодное золото глаз и понимал, что этот шутить не будет.
-Или просто переломать пальцы?
Так же спокойно глядя на парня, незнакомый странник начал сжимать пальцы.
- Нет, пожалуйста, я прошу, не надо…- захныкал Пати, понимая, что со сломанными пальцами он просто умрет от голода в ближайшей канаве.
Полукровка остановился и разжал пальцы.
-Эх, парнишка, никогда не делай то, чего не умеешь. В следующий раз тебе может попасться не такой добрый как я.
Улыбнувшись, странный дроу проскользнул в двери таверны, оставив на ладони мальчика две серебряные монеты.
В недоумении пожав плечами, карманник побежал прочь от площади, стремясь сбежать от призрака нереально желтых глаз, которые, казалось, проникали в самую душу.
«И как он смог меня поймать…может он один из Королей? Один из наших?»
Таверна «За решеткой»
Фури, воро…официантка.
Когда в дверь вошел путник, Фури сразу поняла, что грядут неприятности, хотя бы потому, что он был бардом. Нет, не то, что бы девушка не любила певцов. Просто по своему опыту она знала, что если в трактире появился один из Этих - жди беды. А ее бывшая воровка чувствовала всем телом. В ее далеко не образцовом прошлом, эта способность не раз спасала ей жизнь, свободу и…деньги. А она их любила.
Фури была профессионалом. Воровала она с детства, и надо признать получалось у нее прекрасно, ну до того как решила забрать симпатичненький перстенек у заезжего барда. Это уже потом она узнала, что он был из племени варваров…В тот проклятый вечер она едва не лишилась пальцев и загремела на пару лет в тюрьму. С тех пор она не любила певцов.
Но это было только половиной беды. Второй была его внешность. За три года работы в трактире на перекрестке четырех Великих путей, девушка с легкостью отличала одну расу от другой, но он…Веселившийся в компании наемников парень, явно был полукровкой и явно один из его родителей был дроу - об этом говорила его матово-черная кожа и обманчиво плавные движения…Но вот другой родитель....Воровка терялась в догадках. Такие золотые волосы могли бы принадлежать светлому эльфу, но тогда бы глаза были голубыми или зелеными, а у него они были желтыми, как у некоторых человеческих кочевников, но у тех волосы цвета ночи! И еще - его тонкая цепочка, свисающая на щеку… Что-то это напоминало Фури, но она никак не могла вспомнить что…
-Ой, на кого же уставилась наша принцесса-официантка? Неужели Жуткие Монстры под масками бардов до смерти напугали нашу птичку?- и уже шепотом, на ухо,- Хочешь, я могу его убить, как угодно - нож, стрела, несчастный случай? Все на твой выбор… А может, яд? У меня сегодня получился просто превосходный десерт!
-Хватит шутить, Неки,- засмеялась девушка и, подбоченись, посмотрела на мужчину сверху вниз. Ну, точнее, попыталась - смотреть так на того, кто выше тебя почти на две головы, как-то не очень удобно.
-А кто сказал, что я шучу?- совершенно искренне удивился лучший повар на Великих Трактах.
Посмотрев сейчас на Некатора, в его нелепом белом фартуке, на котором никогда не появляется ни одного пятнышка (несмотря на это он его стирает ежедневно), синей рубашке, светло-бежевых брюках и соломенных сандалиях, посмотрев на его темно-шоколадные волосы, аккуратно зализанные назад, и кристально-голубые глаза, никогда не подумаешь, что перед тобой лучший наемный убийца из людей.
Настоящего имени Некатора никто не знает, даже Ипис, хотя он, наверное, и не спрашивал. Убийца был квартероном, его дед был лучником из пограничников светлоэльфийских лесов, а бабушка наемницей. Он вырос, переезжая с места на место, учась всему на стычках и уличных драках. А потом была смерть матери и долгая, кровавая вендетта, после чего сироту взяли лишь в клан Ночных Котов. Ему тогда было семнадцать.
А после этого в его жизни были лишь заказы- короли, торговцы, охранники…он не гнушался ничем, не смотрел ни на что - ни на заслуги, ни на виновность - его интересовало лишь одно. И это была сложность. Каждый раз, после выполнения очередного задания, он вплетал в тонкую косичку на затылке серебряную нить. Фури всегда со страхом смотрела на серебряный шнур в два пальца шириной, идущий от затылка до пояса. И она знала, что никогда не наберется храбрости спросить, сколько ниток вплел мужчина в свою косу за двенадцать лет служения Клану. Не было ни малейшего сомнения, что он помнил.
Девушка вновь скользнула взглядом на фигуру друга и замерла. Она видела, как напряглись мышцы на груди Некатора, как чаще стала вздыматься грудь, как остекленели глаза, замерев на фигуре барда, а точнее на его серьге.
-Ой, неужели твой невыполненный заказ объявился?- шепнула Фури и облегченно вздохнула, почувствовав, что мужчина отмер,- Кто он, Неки?
-Видишь цепочку на его правом ухе? - дождавшись кивка, он продолжил,- это Нотамен’Генус, Знак Рода, что значит, что перед нами тот, кого бы я не желал видеть вблизи нашего трактира. И слава Демиургам, меня миловало брать заказы на такое существо.
Некатор замолчал, смотря немигающим и настороженным взглядом за бардом.
-Ну, так кто он?- поторопила его воровка.
-Дракон.
Холодная сталь встретилась с ледяным золотом - казалось, все, что было между встретившимися взглядами бардом и убийцей, стало покрываться инеем. Странный полукровка усмехнулся и, сняв причудливый костяной гребень, закрыл правую щеку и ухо волной золотистых косичек. Казалось, в их блеске отражается солнечные лучи, играя в отражении красками осени, такой, какой она была в родной деревне Фури. Она так и стояла, завороженная тем, что этот веселый парень тот, кого до дрожи боится Некатор- дракон, а точнее уж совсем невозможное создание- полукровка дракона и дроу.
-Ну а может дракон-бард неопасен?
-Ты смеешься, дочка?- раздался бас старого служаки.- Он, и не воин? Уж скорее я буду сомневаться, что он бард. Смотри, видишь, у него косички сзади заплетены в одну длинную?
Фури присмотрелась и тогда, когда юноша отвернулся, заметила, что все так и было - длинная толстая коса, сложная, какие плели лишь светлые, и красивое серебряное украшение в виде горящего полумесяца на конце, размером с две сложенные ладони.
-Ну, вижу, и что?
-А то, что его полумесяц наточен так, что разрежет стол просто под своим весом. А теперь представь, какое мастерство должно быть у «неопасного» барда, что бы не только других не поранить, но элементарно себя на половинки не разрезать?
Девушка замерла.
-Представила? Вот то-то же…Так что не зря его наш Неки побаивается. Ох, не зря…
Ипис был опытным воином и еще более опытным начальником. Фури уже привыкла безоговорочно доверять ему, хотя, наверное, это могло бы показаться странным - как воровка может доверять начальнику тюрьмы?
Они познакомились три года назад. Они - это Фури, Некатор и Ипис. Хотя, как казалось воровке, Неки и Ипис знали друг друга намного дольше. Иначе почему, когда обманутый лордом воин решил сбежать, он забрал с собой убийцу? Воровка до сих пор не понимала, что за тайна была между этими двумя. Когда они впервые встретились, почему свободолюбивый Неки беспрекословно слушался вояку и никогда не перечил ему? И таких вопросов было до сотни.
Она сбежала с ними, потому что ей просто повезло. Ее камера была на пути беглецов, и она не спала. Ну и еще была настолько наглая, что пообещала заорать, если ее не возьмут с собой. Фури до сих пор не понимала, почему на злобный шепот убийцы: «Давай я просто перережу ей горло?», в тот вечер Ипис сказал нет. Неки говорил, что Ипис не хотел, что бы ночной кот вновь почувствовал вкус крови. Может, все было и так, но тогда почему Ипис только улыбался, когда она спрашивала, и переводил разговор в шутку?
-Ну, Кантаре, спой что-нибудь для меня…ну, пожалуйста!
Фурии с неодобрением смотрела на крутящуюся перед полукровкой девицу, весьма плотного телосложения. Разнося подносы с едой и выпивкой, укорачиваясь от хлопков, девушка отметила про себя, что дракона зовут Кантаре, Поющий. «Ну, спой нам, неизвестная птичка…посмотрим, насколько ты хорош».
А парень в это время достал из сумки ситару, древнюю, из уже давно почерневшего рога горного тура. Изогнутые линии, заклепки из черненого серебра, полупрозрачные струны… Она была прекрасна, казалось, что она помнит всех - и зеленоглазую Люсинию, и весельчака Солиса, всех, кто когда-либо брал в руки подобный инструмент… А может быть, и не просто такой же, а этот самый.
А тот, кого назвали Кантаре начал играть…Сначала тихая, неуверенная трель первой пташки сменилась мелодией ветра, капели, водопада, хором птиц, когда рассвет уже зажигает свечи на востоке…Звук нарастает, заставляя забывать все, все кроме музыки, поглощая, привязывая…но вдруг в нее вплетается тонкий свист, тихая мелодия дудочки и, казалось, природа, бушевавшая на струнах древнего инструмента, затихает и звучит негромко, переплетаясь со свистом соловья…И тут в музыку последней составляющей вплетается Голос:
-Безымянен иль сотни имен - все одно…
За порогом, в ночи завывает израненный зверь,
И в глазах полумрак, как печали чужое клеймо,
На гитаре сожженной чуть хрипло поет менестрель.
Не молчи, если хочешь сказать не люблю-
Для любви слишком сложная это игра…
Ты ко мне подойдешь, и я песню тебе пропою,
Ты захочешь любви - полюблю в эту ночь я тебя…
И звонко, чувственно поют струны, и вторит им соловьиный свист, и поет дракон, обещая, соблазняя…Но тут мелодия меняется, становясь чуть более тихой, нежной, грустной…И вторит струнам Поющий:
-А на утро, легонько лишь дверь притворив,
Я уйду по забытой тропинке назад…
Я опять буду петь, может, даже тебя позабыв,
И увидев опять, не пойму странный блеск твоих глаз…
Улыбаясь, ты чашу вина мне нальешь…
Я опять похвалю твои руки и глаз серебро,
Спросишь тихо меня: «Ты же снова споешь?»
Я спою ту же песню, но узнать мне тебя не дано…
Ты все знаешь сейчас - так скажи не люблю,
И тогда мы не будем в опасные игры играть,
О любви я лишь только тебе пропою,
А ты будешь со мной только лишь танцевать…
И замолкает на миг, что бы вновь вернуться сильным, властным звуком:
Ты не смейся, подумай, тебя я прошу-
Не играю словами, не путаю повести нить,
Не шепчи мне сегодня так нежно - люблю,
Вдруг не сможет тебя менестрель позабыть?..
И еще несколько минут в тишине, казалось, обитали звуки древнего инструмента и голос его хозяина, еще несколько минут все вокруг замерло, слушая их…хотя уже давно отложил в сторону свой инструмент неправильный дракон, неправильный дроу…
И вдруг зал отмер. Вновь зазвучал хохот, стук кружек, Фури услышала, как за ее спиной ругался Неки, заметив сгоревшую баранину…Скрипнула стойка, и, облокотившись на руки рядом с девушкой встал Ипис:
-Красивая песня…
-Угу.
А подошедший с другой стороны Некатор добавил:
-Какой странный дракон, впервые я понимаю малышку - я побаиваюсь этого барда!
И через секунду, когда Неки, смеясь, убегал от разозлившейся «малышки», Ипис произнес, обращаясь в никуда:
-Что-то случится…Неспроста ты здесь, бастард двух Великих Родов.
А тот, кто смутил мысли Иписа из клана Купрус’Д’Онис, пил вино и думал, что принесет ему завтрашний день.
Монс Абире’Каелум
Атердоминиус Морбис’Хиберхория
В Тронном Зале Великой Горы было пусто. На гладких антрацитово-черных стенах матово блестели огни тысяч свечей. Они едва-едва освещали тонкие колонны, вязь резных узоров, изображающих Бога-дракона, сына его и Великой Войны Дракона. Тонкие узоры из кости морских чудовищ, золота и алмазов, длинные белые свечи в золотых подсвечниках, отшлифованная до зеркального блеска поверхность пола, тяжелые бархатные занавески- все это казалось лишь изящной рамой для сидящего на троне мужчины.
Он выглядел как изящная скульптура. Как скульптура из так любимого драконами мрамора - идеально-белая; и кожа, и волосы, и длинные тонкие когти, и губы- все было белым, белым как снега на вершинах Отцовских Гор. И только глаза в полумраке Зала были темными, золотисто-алыми, они обжигали, как обжигает лед в снежную метель, как обжигает холод, как замораживают глаза ядовитой змеи.
Атердоминиус был альбиносом, полуслепой и ненавидящий живых, жестокий, похожий на ледяную статую, на метель, на снег, холодный и беспристрастный, карающий и милующий лишь по странной прихоти бушующего характера…Как в безжалостную зиму, когда снег и лед покрывают голые скалы Гор, где живет суровый народ драконов, так и его душа покрыта толстым слоем льда, скрывающим чувства, и не известно насколько толстый этот слой и есть ли ему конец.
Он всегда был спокоен, никто не мог поколебать его равнодушие, никто…до сегодняшнего дня.
Вот уже три дня, как мысли Владыки занимал один человек. Точнее, дракон, дракон-полукровка. Кантаре, сына Ардора, телохранителя его сына. В его голове был лишь этот юноша, темнокожий с нереально ярким золотом волос, казалось, бастард был создан из солнечного света, и одно это выводило дракона из себя. Полукровка, созданная из ненавидимого им света солнца и красок, красок жизни и лета - он чувствовал, что его лет начинал таять, заставляя чувства Черного Господина просачиваться и волновать его. А он никогда не любил, когда его заставляли терять спокойствие.
А если кто-то на это решался…Он просто исчезал.
Владыка помнил, когда ему сообщили о бастарде. Он помнил, как ненависть затопила всю его сущность, кто-то смел противиться его приказу, кто-то нарушил Закон. А потом он удивился - никогда прежде не испытывал таких ярких чувств. И это было интересно.
«Что ж, я дам ему вырасти, убить я всегда успею…Может, у меня наконец появился достойный противник?»
И он засмеялся безумным смехом абсолютно счастливого человека…
Ардор
Когда дракона вызвали к Владыке, его сердце похолодело. Неужели Он узнал?..
Желтоглазый сын рода Ночи уже давно не видел Сына Бога-дракона и, если говорить начистоту, был этим вполне доволен. Ему хватало наследника и он совсем не хотел, что бы с ним начал свои игры Владыка. И это, не считая того, что Ардор просто боялся белокожего дракона. И еще сын.
Да, возможно, холоднокровный воин и не признавался себе, но куда больше собственного наказания, возможно, даже больше собственной смерти, он боялся за своего старшего сына, чернокожего юноши с золотыми нитями волос, так напоминающего ему о красавице-эльфийке, любящей золотые побрякушки. Теперь, когда с их последней встречи прошло уже двадцать семь лет, Ардор смог признаться, что он не ненавидит ее. Да, не ненавидит и все.
Он шел по темным коридорам Монс Абире’Каерум, что в центре Отцовских Гор, к главным покоям Владыки. К Асилим Деус, Убежищу Бога. Он спускался все ниже и ниже, вдыхая все более затхлый воздух и чуя как издалека пробивается пряный запах благовоний и свежего морского бриза. В прошлый раз, когда Ардор спускался в Убежище, он был удивлен огромными стрельчатыми окнами, закрытыми бархатными занавесками. Тогда он был удивлен свежим дыханием Матери Океана, как, как в подземелье, в толще скалы, она может принести свой запах свежих водорослей и рыб? А потом он узнал, что за бархатными занавесями находятся окна, окна, ведущие в огромный грот, соединяющийся с подолом платья Матери. Ардор любил этот запах и не мог понять, почему в покоях Владыки запах воды практически неощутим из-за приторного аромата благовония.
И вот он снова стоит у деревянных ворот с резным житием Бога-дракона, и снова, как в прошлый раз, его сердце застыло. Он же не мог узнать?..
Когда он вошел в полумрак залы, его на миг ослепил царящая там темнота, но когда его глаза привыкли, то он смог различать детали обстановки - странно изогнутые фигуры статуй, рельефы, колонны…Трон из слоновой кости, украшенный камнями, какими, он не мог сказать, слишком темно…
Трон был пуст.
-Великий Владыка,- произнес телохранитель негромко, но голос его разнесся по залу, как разносился голос Черного Господина, - Вы вызывали меня?
Тишина, по которой прокатился рокочущий голос Третьего воина, отступала лишь на миг, возвращаясь к нему, закрадываясь в сердце, заставляя бесстрашного чувствовать, как по телу прошла дрожь. Он слышал слухи о Владыке, он видел семьи тех, кто, войдя в Убежище Милосердного Бога никогда уже не возвращались домой. И он вспомнил, что его дома ждут два маленьких мальчика…и еще Арборис с лопоухим Кантаре, носящем под косой ритуальную луну. Нет, он не сдаться, не может сдаться судьбе, он не даст всему так быстро закончиться…
-Ардор Эри’Нокс, да, я тебя звал.
Голос Владыки раздался откуда-то сбоку, из-за занавеси. Обернувшись, Ардор увидел, как приподнялась тяжелая ткань и из-за нее показалось тонкое запястье снежно-белого цвета.
-Иди сюда, Третий воин.
Когда Ардор вышел на небольшую площадку, спрятанную за занавесью темного бархата, он не смог сдержать изумленного вдоха - после трех метров, занятых площадкой, шла пропасть. На несколько сот метров вниз шла отвесная скала, гладко отполированная столетними приливами и отливами, блестящая как зеркало, а внизу плескалось море, переливаясь матовым блеском изумрудов. Оно мягким шелком билось об скальные штыки, поднимающиеся из глубин Матери, некоторые из которых были настолько огромными, что превращались в подобие колонн, соединяющих воду и покрытый мелкими иглами потолок. Скалы были антрацитово-черные с золотисто-белыми прожилками, которые, казалось, складывались в странные узоры. Ардор не мог найти прохода к океану, наверное, они находились где-то глубоко под водой, там, откуда проникали лучи солнца, подсвечивая воды океана зеленовато-синим светом. По стенам грота блуждали блики, придавая ему невообразимо прекрасный вид…
-Тебе нравится мое Убежище, воин?
Холодный голос Владыки заставил дракона вздрогнуть, и его глаза остановились на острых клыках скал…
-Другим тоже понравилось, до смерти понравилось.
Ардор представлял, как над его головой смыкаются эти божественно прекрасные воды, а по его ребрам скользят острые пики…возможно, исчезнуть здесь будет не так и страшно…если бы не сын…
Мысли гордого дракона путались, сменяли друг друга непрерывным калейдоскопом, как будто нет ничего в мире, ничего кроме игры зеленых бликов на блестящей черно-золотой стене.
-Не хочешь сыграть в дивидоми?
Он обернулся на голос Черного Господина, мигом очнувшись от грез. Весь тон Повелителя драконов говорил о том, что отказываться не стоит, если ты, конечно, не самоубийца…Ардор самоубийцей не был.
Атердоминиус, одетый в белоснежный халат, с кружевом из алмазов на лодыжках и запястьях…Весь вид Владыки говорил о том, что он расслаблен, спокоен и сегодня Ардора не будут убивать…наверное.
Полупрозрачная доска, сиренево-белого цвета и фигуры из аметистов и топазов - доска была произведением искусства, а Владыка был гениальным игроком.
Несколько ходов в тишине, нарушаемой лишь равномерной песней волн, стуком фигурок и тихим звоном украшений Владыки. И вот, когда Владыка заставил Союзника Ардора перейти на свою сторону, а Ардор начал окружать Купца, эту тишину разорвали тихие слова:
-Правда, дети - это самое дорогое, что только может быть у дракона?
Ардор замер.
-Что вы имеете в виду?
-Ничего, совершенно ничего…- искренний тон Владыки настолько не вязался с ледяной опасностью в его глазах, что телохранитель понял, что Владыка знает все.- Это просто вопрос. Мне интересно, на что ты пойдешь ради сына…или дочери?
Третий воин знал, что последнее слово Владыка вставил в последнюю секунду. И Владыка знал, что Ардор все понял.
Купец Господина ушел из-под удара.
Воин, верный клятве, со стуком упал на доску, сраженный Главнокомандующим Атердоминиуса.
-А что насчет дроу, ты их все так же ненавидишь?
«Смотри ему в глаза и говори спокойно, успокойся, все в порядке…»
-Да.
-Ты немногословен.
-Да.
-А люди, какие интересные создания…Среди них могут вырасти неплохие воины…По крайней мере лучшие, чем у дроу, не правда ли?
« Спокойно…»
-Да.
Ардор уже не мог смотреть на доску, не то, что бы думать об игре. Он ходил, не думая, он просто слушал, как стучат, исчезая, тяжелые фигуры с доски…Владыка больше ничего не говорил, лишь двигал свои фигурки и смотрел на телохранителя тяжелым неприятным взглядом.
И когда особенно громко зазвенели камешки на браслете, Владыка произнес:
-Разделяй и Властвуй, ты проиграл.
И поднявшемуся с циновки дракону показалось, что он имел в виду не только игру. Или совсем не игру.
-Благодарю за игру.
-Сыграем как нибудь еще?
-Я плохой игрок,- ответил Ардор, поднимая тяжелую ткань.
-Тогда может быть, твой сын?
Кровь в венах дракона застыла.
-Игнаус еще слишком мал.
-Я знаю.
Атердоминиус Морбис’Хиберхория
Когда отступник вышел из Убежища, Владыка смог позволить себе рассмеяться. Как ему нравилась эта семейка! Он уже давно так не веселился, давно не смеялся так радостно и искренне, а с ними, с ними он снова начал чувствовать себя живым. Теперь нужно было узнать, что собрался делать этот безумный отступник, заставивший кровь Владыки бежать по венам быстрее. Хотя он был уверен, куда отправится телохранитель его сына, ведь Атердоминиус сделал верный ход.
Альбинос подошел к краю обрыва и, плавно оттолкнувшись, прыгнул в воду, точно приземлившись в глубокий омут. Он скользил в зеленой воде, плавно изгибаясь в струях морских течений. Белоснежное тело Владыки плавилось, изгибалось, изменялось, удлинялось…И вот уже в толще воды скользит длинная белая тень - Великий Морской Дракон, покрытый серебристо-белой чешуей, гребень на спине снежно-белого цвета, изящные лапы с полупрозрачными перепонками, длинный тонкий хвост, заканчивающийся острым жалом и острая костяная морда с выступающими клыками. И еще он был огромен, ведь когда его голова уже смотрела на летящего вдаль темно-медного дракона, его хвост все еще был в пещере.
Посмотрев на темную точку, исчезнувшую на горизонте, белый змей оскалился, хотя для него это, наверное, означало улыбку.
«Мой Воин сделал свой первый ход. Интересно, а он сам хотя бы подозревает, что он играет на моей стороне?»
Арборис До’Аранео
Когда в дверях ее комнаты появилась фигура в черном плаща, Арборис, наверное, закричала бы, если бы незнакомец не зажал ей рот и прошептал:
-Женщина, тише, никто не должен знать, что я здесь…
И Великая Жрица успокоилась - этот хриплый и резкий голос она не сможет забыть никогда и жаркая волна все так же охватывает ее тело, как будто не прошло этих долгих двадцати семи лет…
-Ардор, я так рада… - прошептала дроу тихо и, резко обернувшись, обняла дракона за шею.
Через несколько часов, когда воин снова накинул на плечи черный плащ, Арборис спросила его:
-И зачем же, гордый дракон вернулся? Не поверю, что только для того, что бы встретиться со мной!
Как ей нравилась его улыбка, самодовольная и язвительная, уверенная, без малейшего проблеска подобострастия и уважения…Да он вернулся, ее золотой дракон.
-Ты права, я здесь не затем…Владыка знает о Кантаре.
Жрица замерла. Это было плохо, очень плохо…Настолько плохо, что в хорошенькой головке Арборис засветилась безумная мысль все кинуть и немедленно кинуться к старой знакомой…
-Если бы мои дети были бы постарше…Вот когда Игни с Карбо встанут на крыло, тогда я смогу броситься в мир людей и, наверное, защитить его…
-У тебя есть дети?- с удивлением спросила дроу.
-Да, двое - мальчик и девочка, близнецы. Им всего по пять, слишком рано, что бы я мог их бросить.
-А у меня четверо - старшая дочь, сын и девчонки-двойняшки, двое старших уже совсем взрослые…
Они молчали и думали о том, что они уже очень давно не виделись, и все очень сильно изменилось. Изменилась все: и они сами, и их семьи, и их положение…И их отношение друг к другу.
-Мы не успеем. Нам нужно что-то придумать сейчас.
Арборис смотрела на дракона и думала, что ее сын очень похож на него - такой же резкий, но только на первый взгляд. Да, она не гнушалась подсылать шпионов к Марье, да и самой подглядывать. Она помнила практически каждый вечер в деревне, она приходила к нему ночью, сидела у кровати, гладила его по волосам и пела древние легенды народа Ллос. И еще иногда. Хотя возможно это был только мираж, она видила фигуру в черном плаще, смотрящую со склона холма, подобно хищной птице смотрящей на деревню. Но это, скорее всего, было лишь видение, ведь не мог же Ночное Пламя придти в человеческую деревню?..
В ее возлюбленном, а сестра Владычицы не врала себе по поводу чувств, завладевших ее душой, она видела и своего сына, Скользящего в Тени - он был таким же изящным с виду, но таким же наполненным силой изнутри. Ей было неприятно, неправильно это признавать, но она любила Иллаби куда больше, чем дочь, хотя Орис и была ее наследницей. Ее сын…ее сын!
-Милый,- как приятно смотреть на ошарашенное лицо дракона!- кажется, у меня есть идея! Если за ним не можем проследить мы…
На остром лице Ардора расцвела понимающая улыбка.
Орис Халибс До’Аранео
Когда дочь Великой жрицы изволила гневаться, все окружающие изволили прятаться, ибо Орис была истинной женщиной из рода дроу- высокой, сильной, с тяжелым характером и…рукой.
И сейчас она злилась, а злилась она с размахом, чувством и грохотом. В тот момент, когда к двери ее матери проскользнула тень ее брата, она как раз примерялась к уничтожению особо ценной светлоэльфийской фарфоровой вазы, но вид крадущегося брата занял ее внимание настолько, что она поставила вазу на столик, успокоив бьющуюся в истерике служанку.
Проскользнув в неприметную нишу за скульптурой воительницы, девушка трижды прикоснулась к изображенному на стене пауку, и вошла в открывшеюся дверь. Она нашла этот ход уже давно, еще в детстве, когда сбегала от учителей.
Она пробиралась по коридорчику к небольшому отверстию за картиной в спальне матери. И когда наследница приникла к глазку, то увидела, что ее брат стоит рядом с матерью, удивленный настолько, что это легкой тенью отразилось на лице.
-Я не ослышался, мама, у меня есть брат? О, нет, я только разобрался с близнецами! И кто отец?!
На лице матери появилось легкое смущение.
-Ты не так понял, Илли, не младший, старший.
Орис наклонилась вперед, что бы увидеть лицо матери и проверить, не шутит ли она, когда почувствовала, что ткань начала рваться.
-Нееееет!
Нет, ради того, какие у них были лица, стоило на это пойти.
-Орис, это была моя любимая картина!
Иллаби Инумура До’Аранео
Второй ребенок Великой Жрицы, нареченный при рождении Иллаби Инумура До’Аранео, Скользящий В Тени Паутины, тренировался в Большом Зале. Десять остро наточенных игл летали по залу блестящими молниями так быстро, что они сливались в серебряные кнуты. Иглы, полые и сейчас пустые, крепились к кожаным браслетам и беспалым перчаткам прозрачными нитями, прозванными эльфийскими веревками, и всегда возвращались после броска к владельцу. Иллаби был похож на любого из темных эльфов - высокий, стройный и опасный, с антрацитовой кожей и лилово-алыми глазами, с серебристо-белой копной прямых волос, всегда собранных в высокий хвост, спускающийся к лопаткам - он мог бы нравится красавицам-дроу, если бы не отвратительный характер. Иллаби был холоден и саркастичен, он не уважал авторитетов, не преклонялся перед женщинами и предпочитал проводить время в тренировочном зале, а не на приемах во дворце. В общем, вердикт общества был таков: скучен, язвителен и просто неинтересен.
Но Скользящему было на это плевать, ему было все равно, что о нем думают, ему было интересно лишь одно - что о нем думают его возлюбленные Аксус’Фускус, ну и иногда мать и сестра. Этих двоих просто невозможно было игнорировать.
А он чувствовал себя счастливым лишь в одиночестве, исполняя танец смерти, песню стали и крови, холодную и равнодушную, настолько приятную, что на глазах воина выступали мутные слезы.
Вжих, шаг-перекат, вжих-вжих, скользнуть вправо, вжих-вжих-вжих, шаг, удар, вжих…шаг-удар, вжих-вжих…шаг…
-Охранитель Двадцать Третьей Жрицы, Первый Воин Иллаби Инумура До’Аранео, Вас вызывает к себе Великая Жрица Ллос Арборис До’Аранео!
Вжих- все десять невест скользят к пальцам и мягко входят в лузы на его перчатках. Легким движением Иллаби застегивает кожаные карманы на перчатках, пряча острые иглы (теперь никто не смог бы догадаться, что там спрятано оружие), и произнес, обращаясь к невысокому эльфу, стоящему в дверях:
-Уже иду, ведь не стоит заставлять ее ждать? Ты со мной согласен?
Когда дроу шел к покоям матери, он старался не показывать то раздражение, которое на самом деле чувствовал: его не только оторвали от Танца, не только заставили идти к этой несносной женщине, лишь по ошибке являющуюся его матерью, но еще и послали за ним этого…этого. Нет, сильнейший воин дроу и сын единственного мужчины-главнокомандующего, привык к восхищению и подобострастию молодых воинов, но этот парень не давал ему прохода. Звали это живое недоразумение Инферус Флос, Подземный Цветок, и был он учеников Иллаби…ну и еще тем. Кто постоянно за ним следил. И нельзя отрицать, это у него отменно получалось.
Сейчас, радостно улыбаясь и заглядывая ему в рот, Инфи рассказывал что-то о своих последних успехах и о новом назначении в ставку светлых эльфов. Иллаби не старался даже вслушиваться в веселое щебетание паренька, он думал лишь о том, зачем он мог понадобиться матери. Вдруг голос затих.
-Учитель, дальше мне нельзя - это Жреческая половина, прощайте,- произнес Подземный Цветок и исчез тихо, без следа и шороха, так, как умел только он.
«Что ж дальше пойду один»- подумал Охранитель и, неслышно проскользнув мимо разбушевавшейся сестры, вошел, а покои матери, где его с порога ошарашили:
-Я позвала тебя, что бы сказать о новом братике.
Он на автомате выдал что-то о близнецах, которых пару лет назад повесили на шею воина, ибо маме было лень, у сестры свидания, а отец…ну тут ладно, причина достойная - умер.
Но когда Арборис, произнесла:
-Я говорю о старшем брате…
И в тот миг, когда он открыл рот для следующего вопроса, сзади раздался истошный крик, и перед ним упала Орис, одетая в черное ритуальное платье, обильно украшенное паутиной. За спиной девушки развивались, как крылья, ошметки старинной картины, когда-то изображавшей приход в Подземелья Паучьей Королевы…
-Это была моя любимая картина!
Когда Арборис успокоилась, Иллаби и Орис усадили на кушетке, и начался рассказ:
-Это было вот уже двадцать семь лет назад, когда я была всего лишь младшей принцессой рода Паутины, капризной и своенравной…
-Немногое изменилось.
-Не перебивай, Иллаби, не то выгоню! Итак, была я капризной…
-И своенравно…все-все, молчу!
-Это был один из балов, которыми так славится Подземелье, и я встретила очень красивого мужчину, красивого и властного, и я влюбилась, как кошка. И, (ну вы же взрослые, вам объяснять не надо), через десять месяцев у меня родился сын. Его отец попросил меня сделать из сына воина, и я отдала его людям.
-А кто отец?
Иллаби удивленно приподнял бровь. «Она действительно такая дура или притворяется?» Обернувшись к сестре, воин показал ей глазами на сидящего в отдалении мужчину, скрывающего лицо за черной тканью капюшона.
-Арборис, и кто отец этого бесподобного молодого дроу?
-Атрокс Энсис, Единственный Главнокомандующий-мужчина со времен Охранителя Первой!
Иллаби почувствовал холодок. Пробежавший по спине, когда желтые глаза незнакомца немигающим взглядом змеи остановились где-то в районе его переносицы.
-А он в отца, не правда ли? Что ж через пару сотен лет вам можно будет объявлять войну! Мы изрядно повеселимся, если к сыну перешла хотя бы часть таланта отца!
На востоке вставало солнце. Его обжигающие лучи заставляли кожу дроу гореть, но он терпел. Терпел лучи, ослепляющие глаза и заставляющие кожу покрываться волдырями, терпел, ради брата, ради того, кого еще ни разу не видел, но уже был готов отдать за него жизнь.
Он помнил, как незнакомец, развалившийся на диванчике матери, снял капюшон, обнажая золотистую кожу и тонкую цепочку; дракон, а теперь Иллаби уже не сомневался в том, что он дракон, мерзко ухмылялся, как будто бы он не нарушил все правила, все законы…а может, он и не считал, что нарушил.
Он помнил, как ему рассказали о Владыке и об опасности, грозящей его брату, с красивым именем Поющего Во Тьме…Он помнил о том, как его попросили о помощи, как ругалась сестричка, которую так и не пустили с ним, как язвительно ухмылялся дракон, как его провожала мать…
Он помнил и то, каким прекрасным был дракон, который темно-медной тенью улетал на восток.
А теперь он ждал. когда его кожа привыкнет к ярким лучам солнца, и он сможет идти по следу брата. Но на сегодня хватит, поднявшееся на две ладони солнце уже обжигало кожу, вздувая ее волдырями, а глаза начинали слезиться. Завтра он выйдет на солнце еще на час больше.
И он, натянув на лицо темно-фиолетовую тканевую маску, ушел во мрак пещеры.
Глава два
читать дальшеГлава вторая.
- Мама, откуда берутся маленькие драконы?
- Видишь ли, сынок...
- Только не рассказывай мне про аиста, аист его просто не поднимет.
Из детских вопросов Кантаре
-Кантаре! Негодный мальчишка, вылезай с сеновала, небось, опять очередную девицу в деревне попортил?!
Из душистого сена выглянула всклокоченная голова парня. Тот, кого женщина звала Кантаре, был высоким парнем двадцати шести лет, а точнее уже двадцати семи лет - в эту ночь у него было день рождения.
-Вылезай, поганец, я тебя щас славно веником-то пообхаживаю…
-Мам, ты думаешь, я слезу, зная, что меня ждет?- спросил, смеясь, полукровка.
- Слезешь, а не слезешь, я парням расскажу, где искать того, из-за кого у них вся малышня в деревни с очень интересными ушами…так что - вылазь!
И через несколько минут две заспанные полненькие крестьяночки со смехом смотрели, как высокая толстая женщина с криками и веником гонялась за полуголым парнем.
Марья помнила, как ее крошка не спал по ночам, как уже постарше бегал во дворе в одной рубашке и доказывал соседским парням, что не девочка. Помнила и то, как однажды застукала пятилетнего малыша за сараем, целовавшегося с девчонкой…Ой, какой скандал закатила вечно спокойная знахарка…да все без толку - как был бабник, так и остался. Да девки не жалуются, что дети ушасто-клыкастые растут, а парни только зубами скрипят - уже знают, что не девочка. Немало ее сын им зубов повыбивал.
А когда гости приходили и спрашивали про Кантаре, она, смеясь, рассказывала:
-Да он и в детстве все мне под юбку забраться норовил, правда, не за тем, но сам факт!
И всегда молчала она, когда спрашивали ее про настоящих родителей приемыша. Помолчит-помолчит да скажет:
- Мой это сыночка и точка.
Сегодня все было не так, как раньше - не было шумных, хохочущих девушек, их мрачных парней, не было друзей и знакомых - сегодня за столиком в избушке сидела только Марья и ее сын.
В маленькой тесной комнате места хватало только на стол, пару стульев и огромную печь - белую и горячую. В доме у знахарки всегда горел огонь в печи, и парень уже привык снимать рубашку, перед тем как сесть за стол. Кантаре всегда удивлялся, как Марья еще не поджарилась, сидя за столом в своих юбках, сарафанах, платках…Когда он спрашивал ее, она только тихонько улыбалась.
И сейчас он сидел и, положив голову на руки, сквозь золотистое марево волос наблюдая за суетящеюся травницей. Она бегала по комнатке, то доставая из печи блины, то разливая по глиняным чашкам травяной чай, то доставая расшитое полотенце и всучивая его сыну, то просто сидя и смотря на него сквозь полузакрытые веки…то снова вскакивая и подливая в почти полную чашку сладковато-горького чая…он улыбался и, смеясь, говорил, что Марья похожа на большую толстую курицу…он не говорит, но она знает, что ему очень хочется сказать «… и это мне нравиться!»…Наверное, это похоже на настоящее счастье!
-Мам, а что там, за лесом?
Знахарка удивленно вскидывает брови. Да, он давно, с детства, не задавал этот вопрос…
-Мир.
Обычно на этом их разговоры заканчивались - мальчишка улыбался, широко, показывая слегка удлиненные клыки, смеялся и совершенно бесподобно хлопал огромными серебристыми ушами, совсем как старый Виатор. Но сегодня все было не так.
Кантаре поднял свои глаза на мать. Она всегда замирала, когда видела их холодное золото, не чем не напоминавшее теплый свет солнца. И она не смогла ничего ответить на его молчаливый вопрос. Она отвернулась.
Когда он ушел, забрав лишь ситару из рогов горного тура и мешок с вещами, старая Марья послала за ним своего фамильяра. И хоть Виатор тоже был уже не молод, возможно, сыну Паутины и Пламени он будет нужнее, чем старой знахарке.
И вот снова тихий и одинокий вечер, кружка горячего чая и свист веток за окном…Холодный летний вечер, сгорающий на горизонте, и шепот ветра, напевающий древние легенды…И слезы, подступающие к горлу…и внезапный скрип старой двери.
-Бабушка Марья, ты не занята?
Из-за двери выглянули две смешные мордашки - хрупкая девочка и рыжий мальчик, лет по пять-шесть. Парень, светлокожий, веснушчатый, ярко-рыжий, с ярко-желтыми глазами. Именно эти глаза выделяли его из толпы, превращали невзрачного мальчика в потомка дракона. А девчонку можно было бы назвать дроу - чернокожая, сереброволосая, с алыми зрачками огромных глаз, и если бы не небольшие белые когти, никто бы не заподозрил толику драконьей крови. Никто никогда бы не узнал в них брата и сестру, если бы не их уши - большие, подвижные, как у всех детей Кантаре.
-Можно мы посидим у тебя?
И такие же глаза, как у ее сына…
-Оставайтесь, бездельники…Что опять от работы отлыниваете?
И она идет к шкафу, чтобы достать две глиняные чашки. И, налив горячего травяного чая, она улыбнется, подумав: «Похоже, сегодня я не буду одна».
И, вторя ее мыслям, затих ветер за окном, и в последний раз блеснуло золотом заходящее солнце.
Площадь Трех Фонтанов
Карманник Пати
Сегодня у Пати выдался плохой день. Его едва не схватила стража, денег не было, еды тоже. А украсть ничего так и не получилось.
Пати не был вором по призванию, ему никогда не нравилось обворовывать людей, но в этом городе, если рядом никого нет, выжить невозможно. Так что, когда шестилетнего Пати бросила мать, сбежав с заезжим циркачом, у мальчика было только три дороги: в овраг, на паперть или в карманники, а это вобщем-то не выбор.
Так что стал зеленоглазый мальчишка вором. Он всегда был заметен в толпе - ярко-рыжие волосы, зеленые глаза, белая, покрытая золотистыми веснушками кожа…Его запоминающаяся внешность вынуждала молодого вора быть вдвойне осторожным.
И вот сегодня, когда малыш уже смирился с тем, что останется сегодня голодным, на площадь вышел путник. Весело смеясь, дроу-полукровка шел по направлению трактира старины Иписа. Если странник успеет дойти до него, то Пати останется голодным - трактир «За решеткой» был запретным местом для воров и прочих жителей Нижнего города. Значит, надо успеть до.
Быстро обходя торопящийся торговый люд, карманник приблизился к цели. Быстрый шаг вперед и вот приятно звякнувший мешочек оказывается в руке Пати. Теперь надо быстро исчезнуть, пока парень не обнаружил пропажу и не крикнул стражу. Рыжий уже видел горячий кусок мяса со свежим хлебом и чаем, как вдруг почувствовал что что-то не так.
Неожиданно сильный захват дроу сковал руку Пати.
- Ну и что мы имеем? Малолетнего вора-карманника, пойманного с поличным. Интересно, что мне делать? Сдать тебя страже?
Пати смотрел в холодное золото глаз и понимал, что этот шутить не будет.
-Или просто переломать пальцы?
Так же спокойно глядя на парня, незнакомый странник начал сжимать пальцы.
- Нет, пожалуйста, я прошу, не надо…- захныкал Пати, понимая, что со сломанными пальцами он просто умрет от голода в ближайшей канаве.
Полукровка остановился и разжал пальцы.
-Эх, парнишка, никогда не делай то, чего не умеешь. В следующий раз тебе может попасться не такой добрый как я.
Улыбнувшись, странный дроу проскользнул в двери таверны, оставив на ладони мальчика две серебряные монеты.
В недоумении пожав плечами, карманник побежал прочь от площади, стремясь сбежать от призрака нереально желтых глаз, которые, казалось, проникали в самую душу.
«И как он смог меня поймать…может он один из Королей? Один из наших?»
Таверна «За решеткой»
Фури, воро…официантка.
Когда в дверь вошел путник, Фури сразу поняла, что грядут неприятности, хотя бы потому, что он был бардом. Нет, не то, что бы девушка не любила певцов. Просто по своему опыту она знала, что если в трактире появился один из Этих - жди беды. А ее бывшая воровка чувствовала всем телом. В ее далеко не образцовом прошлом, эта способность не раз спасала ей жизнь, свободу и…деньги. А она их любила.
Фури была профессионалом. Воровала она с детства, и надо признать получалось у нее прекрасно, ну до того как решила забрать симпатичненький перстенек у заезжего барда. Это уже потом она узнала, что он был из племени варваров…В тот проклятый вечер она едва не лишилась пальцев и загремела на пару лет в тюрьму. С тех пор она не любила певцов.
Но это было только половиной беды. Второй была его внешность. За три года работы в трактире на перекрестке четырех Великих путей, девушка с легкостью отличала одну расу от другой, но он…Веселившийся в компании наемников парень, явно был полукровкой и явно один из его родителей был дроу - об этом говорила его матово-черная кожа и обманчиво плавные движения…Но вот другой родитель....Воровка терялась в догадках. Такие золотые волосы могли бы принадлежать светлому эльфу, но тогда бы глаза были голубыми или зелеными, а у него они были желтыми, как у некоторых человеческих кочевников, но у тех волосы цвета ночи! И еще - его тонкая цепочка, свисающая на щеку… Что-то это напоминало Фури, но она никак не могла вспомнить что…
-Ой, на кого же уставилась наша принцесса-официантка? Неужели Жуткие Монстры под масками бардов до смерти напугали нашу птичку?- и уже шепотом, на ухо,- Хочешь, я могу его убить, как угодно - нож, стрела, несчастный случай? Все на твой выбор… А может, яд? У меня сегодня получился просто превосходный десерт!
-Хватит шутить, Неки,- засмеялась девушка и, подбоченись, посмотрела на мужчину сверху вниз. Ну, точнее, попыталась - смотреть так на того, кто выше тебя почти на две головы, как-то не очень удобно.
-А кто сказал, что я шучу?- совершенно искренне удивился лучший повар на Великих Трактах.
Посмотрев сейчас на Некатора, в его нелепом белом фартуке, на котором никогда не появляется ни одного пятнышка (несмотря на это он его стирает ежедневно), синей рубашке, светло-бежевых брюках и соломенных сандалиях, посмотрев на его темно-шоколадные волосы, аккуратно зализанные назад, и кристально-голубые глаза, никогда не подумаешь, что перед тобой лучший наемный убийца из людей.
Настоящего имени Некатора никто не знает, даже Ипис, хотя он, наверное, и не спрашивал. Убийца был квартероном, его дед был лучником из пограничников светлоэльфийских лесов, а бабушка наемницей. Он вырос, переезжая с места на место, учась всему на стычках и уличных драках. А потом была смерть матери и долгая, кровавая вендетта, после чего сироту взяли лишь в клан Ночных Котов. Ему тогда было семнадцать.
А после этого в его жизни были лишь заказы- короли, торговцы, охранники…он не гнушался ничем, не смотрел ни на что - ни на заслуги, ни на виновность - его интересовало лишь одно. И это была сложность. Каждый раз, после выполнения очередного задания, он вплетал в тонкую косичку на затылке серебряную нить. Фури всегда со страхом смотрела на серебряный шнур в два пальца шириной, идущий от затылка до пояса. И она знала, что никогда не наберется храбрости спросить, сколько ниток вплел мужчина в свою косу за двенадцать лет служения Клану. Не было ни малейшего сомнения, что он помнил.
Девушка вновь скользнула взглядом на фигуру друга и замерла. Она видела, как напряглись мышцы на груди Некатора, как чаще стала вздыматься грудь, как остекленели глаза, замерев на фигуре барда, а точнее на его серьге.
-Ой, неужели твой невыполненный заказ объявился?- шепнула Фури и облегченно вздохнула, почувствовав, что мужчина отмер,- Кто он, Неки?
-Видишь цепочку на его правом ухе? - дождавшись кивка, он продолжил,- это Нотамен’Генус, Знак Рода, что значит, что перед нами тот, кого бы я не желал видеть вблизи нашего трактира. И слава Демиургам, меня миловало брать заказы на такое существо.
Некатор замолчал, смотря немигающим и настороженным взглядом за бардом.
-Ну, так кто он?- поторопила его воровка.
-Дракон.
Холодная сталь встретилась с ледяным золотом - казалось, все, что было между встретившимися взглядами бардом и убийцей, стало покрываться инеем. Странный полукровка усмехнулся и, сняв причудливый костяной гребень, закрыл правую щеку и ухо волной золотистых косичек. Казалось, в их блеске отражается солнечные лучи, играя в отражении красками осени, такой, какой она была в родной деревне Фури. Она так и стояла, завороженная тем, что этот веселый парень тот, кого до дрожи боится Некатор- дракон, а точнее уж совсем невозможное создание- полукровка дракона и дроу.
-Ну а может дракон-бард неопасен?
-Ты смеешься, дочка?- раздался бас старого служаки.- Он, и не воин? Уж скорее я буду сомневаться, что он бард. Смотри, видишь, у него косички сзади заплетены в одну длинную?
Фури присмотрелась и тогда, когда юноша отвернулся, заметила, что все так и было - длинная толстая коса, сложная, какие плели лишь светлые, и красивое серебряное украшение в виде горящего полумесяца на конце, размером с две сложенные ладони.
-Ну, вижу, и что?
-А то, что его полумесяц наточен так, что разрежет стол просто под своим весом. А теперь представь, какое мастерство должно быть у «неопасного» барда, что бы не только других не поранить, но элементарно себя на половинки не разрезать?
Девушка замерла.
-Представила? Вот то-то же…Так что не зря его наш Неки побаивается. Ох, не зря…
Ипис был опытным воином и еще более опытным начальником. Фури уже привыкла безоговорочно доверять ему, хотя, наверное, это могло бы показаться странным - как воровка может доверять начальнику тюрьмы?
Они познакомились три года назад. Они - это Фури, Некатор и Ипис. Хотя, как казалось воровке, Неки и Ипис знали друг друга намного дольше. Иначе почему, когда обманутый лордом воин решил сбежать, он забрал с собой убийцу? Воровка до сих пор не понимала, что за тайна была между этими двумя. Когда они впервые встретились, почему свободолюбивый Неки беспрекословно слушался вояку и никогда не перечил ему? И таких вопросов было до сотни.
Она сбежала с ними, потому что ей просто повезло. Ее камера была на пути беглецов, и она не спала. Ну и еще была настолько наглая, что пообещала заорать, если ее не возьмут с собой. Фури до сих пор не понимала, почему на злобный шепот убийцы: «Давай я просто перережу ей горло?», в тот вечер Ипис сказал нет. Неки говорил, что Ипис не хотел, что бы ночной кот вновь почувствовал вкус крови. Может, все было и так, но тогда почему Ипис только улыбался, когда она спрашивала, и переводил разговор в шутку?
-Ну, Кантаре, спой что-нибудь для меня…ну, пожалуйста!
Фурии с неодобрением смотрела на крутящуюся перед полукровкой девицу, весьма плотного телосложения. Разнося подносы с едой и выпивкой, укорачиваясь от хлопков, девушка отметила про себя, что дракона зовут Кантаре, Поющий. «Ну, спой нам, неизвестная птичка…посмотрим, насколько ты хорош».
А парень в это время достал из сумки ситару, древнюю, из уже давно почерневшего рога горного тура. Изогнутые линии, заклепки из черненого серебра, полупрозрачные струны… Она была прекрасна, казалось, что она помнит всех - и зеленоглазую Люсинию, и весельчака Солиса, всех, кто когда-либо брал в руки подобный инструмент… А может быть, и не просто такой же, а этот самый.
А тот, кого назвали Кантаре начал играть…Сначала тихая, неуверенная трель первой пташки сменилась мелодией ветра, капели, водопада, хором птиц, когда рассвет уже зажигает свечи на востоке…Звук нарастает, заставляя забывать все, все кроме музыки, поглощая, привязывая…но вдруг в нее вплетается тонкий свист, тихая мелодия дудочки и, казалось, природа, бушевавшая на струнах древнего инструмента, затихает и звучит негромко, переплетаясь со свистом соловья…И тут в музыку последней составляющей вплетается Голос:
-Безымянен иль сотни имен - все одно…
За порогом, в ночи завывает израненный зверь,
И в глазах полумрак, как печали чужое клеймо,
На гитаре сожженной чуть хрипло поет менестрель.
Не молчи, если хочешь сказать не люблю-
Для любви слишком сложная это игра…
Ты ко мне подойдешь, и я песню тебе пропою,
Ты захочешь любви - полюблю в эту ночь я тебя…
И звонко, чувственно поют струны, и вторит им соловьиный свист, и поет дракон, обещая, соблазняя…Но тут мелодия меняется, становясь чуть более тихой, нежной, грустной…И вторит струнам Поющий:
-А на утро, легонько лишь дверь притворив,
Я уйду по забытой тропинке назад…
Я опять буду петь, может, даже тебя позабыв,
И увидев опять, не пойму странный блеск твоих глаз…
Улыбаясь, ты чашу вина мне нальешь…
Я опять похвалю твои руки и глаз серебро,
Спросишь тихо меня: «Ты же снова споешь?»
Я спою ту же песню, но узнать мне тебя не дано…
Ты все знаешь сейчас - так скажи не люблю,
И тогда мы не будем в опасные игры играть,
О любви я лишь только тебе пропою,
А ты будешь со мной только лишь танцевать…
И замолкает на миг, что бы вновь вернуться сильным, властным звуком:
Ты не смейся, подумай, тебя я прошу-
Не играю словами, не путаю повести нить,
Не шепчи мне сегодня так нежно - люблю,
Вдруг не сможет тебя менестрель позабыть?..
И еще несколько минут в тишине, казалось, обитали звуки древнего инструмента и голос его хозяина, еще несколько минут все вокруг замерло, слушая их…хотя уже давно отложил в сторону свой инструмент неправильный дракон, неправильный дроу…
И вдруг зал отмер. Вновь зазвучал хохот, стук кружек, Фури услышала, как за ее спиной ругался Неки, заметив сгоревшую баранину…Скрипнула стойка, и, облокотившись на руки рядом с девушкой встал Ипис:
-Красивая песня…
-Угу.
А подошедший с другой стороны Некатор добавил:
-Какой странный дракон, впервые я понимаю малышку - я побаиваюсь этого барда!
И через секунду, когда Неки, смеясь, убегал от разозлившейся «малышки», Ипис произнес, обращаясь в никуда:
-Что-то случится…Неспроста ты здесь, бастард двух Великих Родов.
А тот, кто смутил мысли Иписа из клана Купрус’Д’Онис, пил вино и думал, что принесет ему завтрашний день.
Монс Абире’Каелум
Атердоминиус Морбис’Хиберхория
В Тронном Зале Великой Горы было пусто. На гладких антрацитово-черных стенах матово блестели огни тысяч свечей. Они едва-едва освещали тонкие колонны, вязь резных узоров, изображающих Бога-дракона, сына его и Великой Войны Дракона. Тонкие узоры из кости морских чудовищ, золота и алмазов, длинные белые свечи в золотых подсвечниках, отшлифованная до зеркального блеска поверхность пола, тяжелые бархатные занавески- все это казалось лишь изящной рамой для сидящего на троне мужчины.
Он выглядел как изящная скульптура. Как скульптура из так любимого драконами мрамора - идеально-белая; и кожа, и волосы, и длинные тонкие когти, и губы- все было белым, белым как снега на вершинах Отцовских Гор. И только глаза в полумраке Зала были темными, золотисто-алыми, они обжигали, как обжигает лед в снежную метель, как обжигает холод, как замораживают глаза ядовитой змеи.
Атердоминиус был альбиносом, полуслепой и ненавидящий живых, жестокий, похожий на ледяную статую, на метель, на снег, холодный и беспристрастный, карающий и милующий лишь по странной прихоти бушующего характера…Как в безжалостную зиму, когда снег и лед покрывают голые скалы Гор, где живет суровый народ драконов, так и его душа покрыта толстым слоем льда, скрывающим чувства, и не известно насколько толстый этот слой и есть ли ему конец.
Он всегда был спокоен, никто не мог поколебать его равнодушие, никто…до сегодняшнего дня.
Вот уже три дня, как мысли Владыки занимал один человек. Точнее, дракон, дракон-полукровка. Кантаре, сына Ардора, телохранителя его сына. В его голове был лишь этот юноша, темнокожий с нереально ярким золотом волос, казалось, бастард был создан из солнечного света, и одно это выводило дракона из себя. Полукровка, созданная из ненавидимого им света солнца и красок, красок жизни и лета - он чувствовал, что его лет начинал таять, заставляя чувства Черного Господина просачиваться и волновать его. А он никогда не любил, когда его заставляли терять спокойствие.
А если кто-то на это решался…Он просто исчезал.
Владыка помнил, когда ему сообщили о бастарде. Он помнил, как ненависть затопила всю его сущность, кто-то смел противиться его приказу, кто-то нарушил Закон. А потом он удивился - никогда прежде не испытывал таких ярких чувств. И это было интересно.
«Что ж, я дам ему вырасти, убить я всегда успею…Может, у меня наконец появился достойный противник?»
И он засмеялся безумным смехом абсолютно счастливого человека…
Ардор
Когда дракона вызвали к Владыке, его сердце похолодело. Неужели Он узнал?..
Желтоглазый сын рода Ночи уже давно не видел Сына Бога-дракона и, если говорить начистоту, был этим вполне доволен. Ему хватало наследника и он совсем не хотел, что бы с ним начал свои игры Владыка. И это, не считая того, что Ардор просто боялся белокожего дракона. И еще сын.
Да, возможно, холоднокровный воин и не признавался себе, но куда больше собственного наказания, возможно, даже больше собственной смерти, он боялся за своего старшего сына, чернокожего юноши с золотыми нитями волос, так напоминающего ему о красавице-эльфийке, любящей золотые побрякушки. Теперь, когда с их последней встречи прошло уже двадцать семь лет, Ардор смог признаться, что он не ненавидит ее. Да, не ненавидит и все.
Он шел по темным коридорам Монс Абире’Каерум, что в центре Отцовских Гор, к главным покоям Владыки. К Асилим Деус, Убежищу Бога. Он спускался все ниже и ниже, вдыхая все более затхлый воздух и чуя как издалека пробивается пряный запах благовоний и свежего морского бриза. В прошлый раз, когда Ардор спускался в Убежище, он был удивлен огромными стрельчатыми окнами, закрытыми бархатными занавесками. Тогда он был удивлен свежим дыханием Матери Океана, как, как в подземелье, в толще скалы, она может принести свой запах свежих водорослей и рыб? А потом он узнал, что за бархатными занавесями находятся окна, окна, ведущие в огромный грот, соединяющийся с подолом платья Матери. Ардор любил этот запах и не мог понять, почему в покоях Владыки запах воды практически неощутим из-за приторного аромата благовония.
И вот он снова стоит у деревянных ворот с резным житием Бога-дракона, и снова, как в прошлый раз, его сердце застыло. Он же не мог узнать?..
Когда он вошел в полумрак залы, его на миг ослепил царящая там темнота, но когда его глаза привыкли, то он смог различать детали обстановки - странно изогнутые фигуры статуй, рельефы, колонны…Трон из слоновой кости, украшенный камнями, какими, он не мог сказать, слишком темно…
Трон был пуст.
-Великий Владыка,- произнес телохранитель негромко, но голос его разнесся по залу, как разносился голос Черного Господина, - Вы вызывали меня?
Тишина, по которой прокатился рокочущий голос Третьего воина, отступала лишь на миг, возвращаясь к нему, закрадываясь в сердце, заставляя бесстрашного чувствовать, как по телу прошла дрожь. Он слышал слухи о Владыке, он видел семьи тех, кто, войдя в Убежище Милосердного Бога никогда уже не возвращались домой. И он вспомнил, что его дома ждут два маленьких мальчика…и еще Арборис с лопоухим Кантаре, носящем под косой ритуальную луну. Нет, он не сдаться, не может сдаться судьбе, он не даст всему так быстро закончиться…
-Ардор Эри’Нокс, да, я тебя звал.
Голос Владыки раздался откуда-то сбоку, из-за занавеси. Обернувшись, Ардор увидел, как приподнялась тяжелая ткань и из-за нее показалось тонкое запястье снежно-белого цвета.
-Иди сюда, Третий воин.
Когда Ардор вышел на небольшую площадку, спрятанную за занавесью темного бархата, он не смог сдержать изумленного вдоха - после трех метров, занятых площадкой, шла пропасть. На несколько сот метров вниз шла отвесная скала, гладко отполированная столетними приливами и отливами, блестящая как зеркало, а внизу плескалось море, переливаясь матовым блеском изумрудов. Оно мягким шелком билось об скальные штыки, поднимающиеся из глубин Матери, некоторые из которых были настолько огромными, что превращались в подобие колонн, соединяющих воду и покрытый мелкими иглами потолок. Скалы были антрацитово-черные с золотисто-белыми прожилками, которые, казалось, складывались в странные узоры. Ардор не мог найти прохода к океану, наверное, они находились где-то глубоко под водой, там, откуда проникали лучи солнца, подсвечивая воды океана зеленовато-синим светом. По стенам грота блуждали блики, придавая ему невообразимо прекрасный вид…
-Тебе нравится мое Убежище, воин?
Холодный голос Владыки заставил дракона вздрогнуть, и его глаза остановились на острых клыках скал…
-Другим тоже понравилось, до смерти понравилось.
Ардор представлял, как над его головой смыкаются эти божественно прекрасные воды, а по его ребрам скользят острые пики…возможно, исчезнуть здесь будет не так и страшно…если бы не сын…
Мысли гордого дракона путались, сменяли друг друга непрерывным калейдоскопом, как будто нет ничего в мире, ничего кроме игры зеленых бликов на блестящей черно-золотой стене.
-Не хочешь сыграть в дивидоми?
Он обернулся на голос Черного Господина, мигом очнувшись от грез. Весь тон Повелителя драконов говорил о том, что отказываться не стоит, если ты, конечно, не самоубийца…Ардор самоубийцей не был.
Атердоминиус, одетый в белоснежный халат, с кружевом из алмазов на лодыжках и запястьях…Весь вид Владыки говорил о том, что он расслаблен, спокоен и сегодня Ардора не будут убивать…наверное.
Полупрозрачная доска, сиренево-белого цвета и фигуры из аметистов и топазов - доска была произведением искусства, а Владыка был гениальным игроком.
Несколько ходов в тишине, нарушаемой лишь равномерной песней волн, стуком фигурок и тихим звоном украшений Владыки. И вот, когда Владыка заставил Союзника Ардора перейти на свою сторону, а Ардор начал окружать Купца, эту тишину разорвали тихие слова:
-Правда, дети - это самое дорогое, что только может быть у дракона?
Ардор замер.
-Что вы имеете в виду?
-Ничего, совершенно ничего…- искренний тон Владыки настолько не вязался с ледяной опасностью в его глазах, что телохранитель понял, что Владыка знает все.- Это просто вопрос. Мне интересно, на что ты пойдешь ради сына…или дочери?
Третий воин знал, что последнее слово Владыка вставил в последнюю секунду. И Владыка знал, что Ардор все понял.
Купец Господина ушел из-под удара.
Воин, верный клятве, со стуком упал на доску, сраженный Главнокомандующим Атердоминиуса.
-А что насчет дроу, ты их все так же ненавидишь?
«Смотри ему в глаза и говори спокойно, успокойся, все в порядке…»
-Да.
-Ты немногословен.
-Да.
-А люди, какие интересные создания…Среди них могут вырасти неплохие воины…По крайней мере лучшие, чем у дроу, не правда ли?
« Спокойно…»
-Да.
Ардор уже не мог смотреть на доску, не то, что бы думать об игре. Он ходил, не думая, он просто слушал, как стучат, исчезая, тяжелые фигуры с доски…Владыка больше ничего не говорил, лишь двигал свои фигурки и смотрел на телохранителя тяжелым неприятным взглядом.
И когда особенно громко зазвенели камешки на браслете, Владыка произнес:
-Разделяй и Властвуй, ты проиграл.
И поднявшемуся с циновки дракону показалось, что он имел в виду не только игру. Или совсем не игру.
-Благодарю за игру.
-Сыграем как нибудь еще?
-Я плохой игрок,- ответил Ардор, поднимая тяжелую ткань.
-Тогда может быть, твой сын?
Кровь в венах дракона застыла.
-Игнаус еще слишком мал.
-Я знаю.
Атердоминиус Морбис’Хиберхория
Когда отступник вышел из Убежища, Владыка смог позволить себе рассмеяться. Как ему нравилась эта семейка! Он уже давно так не веселился, давно не смеялся так радостно и искренне, а с ними, с ними он снова начал чувствовать себя живым. Теперь нужно было узнать, что собрался делать этот безумный отступник, заставивший кровь Владыки бежать по венам быстрее. Хотя он был уверен, куда отправится телохранитель его сына, ведь Атердоминиус сделал верный ход.
Альбинос подошел к краю обрыва и, плавно оттолкнувшись, прыгнул в воду, точно приземлившись в глубокий омут. Он скользил в зеленой воде, плавно изгибаясь в струях морских течений. Белоснежное тело Владыки плавилось, изгибалось, изменялось, удлинялось…И вот уже в толще воды скользит длинная белая тень - Великий Морской Дракон, покрытый серебристо-белой чешуей, гребень на спине снежно-белого цвета, изящные лапы с полупрозрачными перепонками, длинный тонкий хвост, заканчивающийся острым жалом и острая костяная морда с выступающими клыками. И еще он был огромен, ведь когда его голова уже смотрела на летящего вдаль темно-медного дракона, его хвост все еще был в пещере.
Посмотрев на темную точку, исчезнувшую на горизонте, белый змей оскалился, хотя для него это, наверное, означало улыбку.
«Мой Воин сделал свой первый ход. Интересно, а он сам хотя бы подозревает, что он играет на моей стороне?»
Арборис До’Аранео
Когда в дверях ее комнаты появилась фигура в черном плаща, Арборис, наверное, закричала бы, если бы незнакомец не зажал ей рот и прошептал:
-Женщина, тише, никто не должен знать, что я здесь…
И Великая Жрица успокоилась - этот хриплый и резкий голос она не сможет забыть никогда и жаркая волна все так же охватывает ее тело, как будто не прошло этих долгих двадцати семи лет…
-Ардор, я так рада… - прошептала дроу тихо и, резко обернувшись, обняла дракона за шею.
Через несколько часов, когда воин снова накинул на плечи черный плащ, Арборис спросила его:
-И зачем же, гордый дракон вернулся? Не поверю, что только для того, что бы встретиться со мной!
Как ей нравилась его улыбка, самодовольная и язвительная, уверенная, без малейшего проблеска подобострастия и уважения…Да он вернулся, ее золотой дракон.
-Ты права, я здесь не затем…Владыка знает о Кантаре.
Жрица замерла. Это было плохо, очень плохо…Настолько плохо, что в хорошенькой головке Арборис засветилась безумная мысль все кинуть и немедленно кинуться к старой знакомой…
-Если бы мои дети были бы постарше…Вот когда Игни с Карбо встанут на крыло, тогда я смогу броситься в мир людей и, наверное, защитить его…
-У тебя есть дети?- с удивлением спросила дроу.
-Да, двое - мальчик и девочка, близнецы. Им всего по пять, слишком рано, что бы я мог их бросить.
-А у меня четверо - старшая дочь, сын и девчонки-двойняшки, двое старших уже совсем взрослые…
Они молчали и думали о том, что они уже очень давно не виделись, и все очень сильно изменилось. Изменилась все: и они сами, и их семьи, и их положение…И их отношение друг к другу.
-Мы не успеем. Нам нужно что-то придумать сейчас.
Арборис смотрела на дракона и думала, что ее сын очень похож на него - такой же резкий, но только на первый взгляд. Да, она не гнушалась подсылать шпионов к Марье, да и самой подглядывать. Она помнила практически каждый вечер в деревне, она приходила к нему ночью, сидела у кровати, гладила его по волосам и пела древние легенды народа Ллос. И еще иногда. Хотя возможно это был только мираж, она видила фигуру в черном плаще, смотрящую со склона холма, подобно хищной птице смотрящей на деревню. Но это, скорее всего, было лишь видение, ведь не мог же Ночное Пламя придти в человеческую деревню?..
В ее возлюбленном, а сестра Владычицы не врала себе по поводу чувств, завладевших ее душой, она видела и своего сына, Скользящего в Тени - он был таким же изящным с виду, но таким же наполненным силой изнутри. Ей было неприятно, неправильно это признавать, но она любила Иллаби куда больше, чем дочь, хотя Орис и была ее наследницей. Ее сын…ее сын!
-Милый,- как приятно смотреть на ошарашенное лицо дракона!- кажется, у меня есть идея! Если за ним не можем проследить мы…
На остром лице Ардора расцвела понимающая улыбка.
Орис Халибс До’Аранео
Когда дочь Великой жрицы изволила гневаться, все окружающие изволили прятаться, ибо Орис была истинной женщиной из рода дроу- высокой, сильной, с тяжелым характером и…рукой.
И сейчас она злилась, а злилась она с размахом, чувством и грохотом. В тот момент, когда к двери ее матери проскользнула тень ее брата, она как раз примерялась к уничтожению особо ценной светлоэльфийской фарфоровой вазы, но вид крадущегося брата занял ее внимание настолько, что она поставила вазу на столик, успокоив бьющуюся в истерике служанку.
Проскользнув в неприметную нишу за скульптурой воительницы, девушка трижды прикоснулась к изображенному на стене пауку, и вошла в открывшеюся дверь. Она нашла этот ход уже давно, еще в детстве, когда сбегала от учителей.
Она пробиралась по коридорчику к небольшому отверстию за картиной в спальне матери. И когда наследница приникла к глазку, то увидела, что ее брат стоит рядом с матерью, удивленный настолько, что это легкой тенью отразилось на лице.
-Я не ослышался, мама, у меня есть брат? О, нет, я только разобрался с близнецами! И кто отец?!
На лице матери появилось легкое смущение.
-Ты не так понял, Илли, не младший, старший.
Орис наклонилась вперед, что бы увидеть лицо матери и проверить, не шутит ли она, когда почувствовала, что ткань начала рваться.
-Нееееет!
Нет, ради того, какие у них были лица, стоило на это пойти.
-Орис, это была моя любимая картина!
Иллаби Инумура До’Аранео
Второй ребенок Великой Жрицы, нареченный при рождении Иллаби Инумура До’Аранео, Скользящий В Тени Паутины, тренировался в Большом Зале. Десять остро наточенных игл летали по залу блестящими молниями так быстро, что они сливались в серебряные кнуты. Иглы, полые и сейчас пустые, крепились к кожаным браслетам и беспалым перчаткам прозрачными нитями, прозванными эльфийскими веревками, и всегда возвращались после броска к владельцу. Иллаби был похож на любого из темных эльфов - высокий, стройный и опасный, с антрацитовой кожей и лилово-алыми глазами, с серебристо-белой копной прямых волос, всегда собранных в высокий хвост, спускающийся к лопаткам - он мог бы нравится красавицам-дроу, если бы не отвратительный характер. Иллаби был холоден и саркастичен, он не уважал авторитетов, не преклонялся перед женщинами и предпочитал проводить время в тренировочном зале, а не на приемах во дворце. В общем, вердикт общества был таков: скучен, язвителен и просто неинтересен.
Но Скользящему было на это плевать, ему было все равно, что о нем думают, ему было интересно лишь одно - что о нем думают его возлюбленные Аксус’Фускус, ну и иногда мать и сестра. Этих двоих просто невозможно было игнорировать.
А он чувствовал себя счастливым лишь в одиночестве, исполняя танец смерти, песню стали и крови, холодную и равнодушную, настолько приятную, что на глазах воина выступали мутные слезы.
Вжих, шаг-перекат, вжих-вжих, скользнуть вправо, вжих-вжих-вжих, шаг, удар, вжих…шаг-удар, вжих-вжих…шаг…
-Охранитель Двадцать Третьей Жрицы, Первый Воин Иллаби Инумура До’Аранео, Вас вызывает к себе Великая Жрица Ллос Арборис До’Аранео!
Вжих- все десять невест скользят к пальцам и мягко входят в лузы на его перчатках. Легким движением Иллаби застегивает кожаные карманы на перчатках, пряча острые иглы (теперь никто не смог бы догадаться, что там спрятано оружие), и произнес, обращаясь к невысокому эльфу, стоящему в дверях:
-Уже иду, ведь не стоит заставлять ее ждать? Ты со мной согласен?
Когда дроу шел к покоям матери, он старался не показывать то раздражение, которое на самом деле чувствовал: его не только оторвали от Танца, не только заставили идти к этой несносной женщине, лишь по ошибке являющуюся его матерью, но еще и послали за ним этого…этого. Нет, сильнейший воин дроу и сын единственного мужчины-главнокомандующего, привык к восхищению и подобострастию молодых воинов, но этот парень не давал ему прохода. Звали это живое недоразумение Инферус Флос, Подземный Цветок, и был он учеников Иллаби…ну и еще тем. Кто постоянно за ним следил. И нельзя отрицать, это у него отменно получалось.
Сейчас, радостно улыбаясь и заглядывая ему в рот, Инфи рассказывал что-то о своих последних успехах и о новом назначении в ставку светлых эльфов. Иллаби не старался даже вслушиваться в веселое щебетание паренька, он думал лишь о том, зачем он мог понадобиться матери. Вдруг голос затих.
-Учитель, дальше мне нельзя - это Жреческая половина, прощайте,- произнес Подземный Цветок и исчез тихо, без следа и шороха, так, как умел только он.
«Что ж дальше пойду один»- подумал Охранитель и, неслышно проскользнув мимо разбушевавшейся сестры, вошел, а покои матери, где его с порога ошарашили:
-Я позвала тебя, что бы сказать о новом братике.
Он на автомате выдал что-то о близнецах, которых пару лет назад повесили на шею воина, ибо маме было лень, у сестры свидания, а отец…ну тут ладно, причина достойная - умер.
Но когда Арборис, произнесла:
-Я говорю о старшем брате…
И в тот миг, когда он открыл рот для следующего вопроса, сзади раздался истошный крик, и перед ним упала Орис, одетая в черное ритуальное платье, обильно украшенное паутиной. За спиной девушки развивались, как крылья, ошметки старинной картины, когда-то изображавшей приход в Подземелья Паучьей Королевы…
-Это была моя любимая картина!
Когда Арборис успокоилась, Иллаби и Орис усадили на кушетке, и начался рассказ:
-Это было вот уже двадцать семь лет назад, когда я была всего лишь младшей принцессой рода Паутины, капризной и своенравной…
-Немногое изменилось.
-Не перебивай, Иллаби, не то выгоню! Итак, была я капризной…
-И своенравно…все-все, молчу!
-Это был один из балов, которыми так славится Подземелье, и я встретила очень красивого мужчину, красивого и властного, и я влюбилась, как кошка. И, (ну вы же взрослые, вам объяснять не надо), через десять месяцев у меня родился сын. Его отец попросил меня сделать из сына воина, и я отдала его людям.
-А кто отец?
Иллаби удивленно приподнял бровь. «Она действительно такая дура или притворяется?» Обернувшись к сестре, воин показал ей глазами на сидящего в отдалении мужчину, скрывающего лицо за черной тканью капюшона.
-Арборис, и кто отец этого бесподобного молодого дроу?
-Атрокс Энсис, Единственный Главнокомандующий-мужчина со времен Охранителя Первой!
Иллаби почувствовал холодок. Пробежавший по спине, когда желтые глаза незнакомца немигающим взглядом змеи остановились где-то в районе его переносицы.
-А он в отца, не правда ли? Что ж через пару сотен лет вам можно будет объявлять войну! Мы изрядно повеселимся, если к сыну перешла хотя бы часть таланта отца!
На востоке вставало солнце. Его обжигающие лучи заставляли кожу дроу гореть, но он терпел. Терпел лучи, ослепляющие глаза и заставляющие кожу покрываться волдырями, терпел, ради брата, ради того, кого еще ни разу не видел, но уже был готов отдать за него жизнь.
Он помнил, как незнакомец, развалившийся на диванчике матери, снял капюшон, обнажая золотистую кожу и тонкую цепочку; дракон, а теперь Иллаби уже не сомневался в том, что он дракон, мерзко ухмылялся, как будто бы он не нарушил все правила, все законы…а может, он и не считал, что нарушил.
Он помнил, как ему рассказали о Владыке и об опасности, грозящей его брату, с красивым именем Поющего Во Тьме…Он помнил о том, как его попросили о помощи, как ругалась сестричка, которую так и не пустили с ним, как язвительно ухмылялся дракон, как его провожала мать…
Он помнил и то, каким прекрасным был дракон, который темно-медной тенью улетал на восток.
А теперь он ждал. когда его кожа привыкнет к ярким лучам солнца, и он сможет идти по следу брата. Но на сегодня хватит, поднявшееся на две ладони солнце уже обжигало кожу, вздувая ее волдырями, а глаза начинали слезиться. Завтра он выйдет на солнце еще на час больше.
И он, натянув на лицо темно-фиолетовую тканевую маску, ушел во мрак пещеры.